и вообще!
Я наконец-то расшифровала один из образов, который навязчиво меня преследовал. Надеюсь, на этом этот чердак угомонится.
ЧЕРДАК
читать дальшеТяжело представить, сколько вечеров мы провели на старой кушетке на чердаке нашей пятиэтажки, показывая темному деревянному потолку пятки в полосатых носках. Это будто бы был другой мир. Другая вселенная. Где время не имело значения. Где единственная связь с настоящим - провод старого советского удлинителя, протянутый из твоей комнаты в узкое окошко нашего убежища. За годы здесь образовалась настоящая свалка «жизненно необходимых» предметов: папины колонки S-90, торшер твоей бабушки, красный дисковый телефонный аппарат, спальник, полосатый матрас, несколько преждевременно почивших ламп дневного света, горы фломастеров и исписанных нашими неровными почерками тетрадей. И старый проигрыватель посреди комнаты, который ты чинил года три. Я спотыкалась о него почти каждый день, но мы оба знали, что если убрать его из-под носа, то он никогда не заработает вновь. И он так и оставался на прожженном утюгом ковре тёти Маши с третьего этажа, гордый остров, окруженный рифами-отвертками.
Больше всего я любила наш чердак осенью, когда капли дождя барабанили по поржавевшему карнизу, а кленовые листья всё норовили приклеиться к стеклу. Это было лучше избитой чайно-пледовой романтики. Мы кутались в шарфы, смотрели с ноутбука старые фильмы и думали о важном. Мы раскрашивали гуашью стены, руки и лица, обсуждали Сэлинджера, Баха, Бредбери, массовые помешательства, твоих девушек и мои влюбленности. Мы мечтали о 50-х, 60-х, 70-х и 80-х, мы старались придумать, как сделать мир лучше. Мы молчали о своем под звуки рок-н-ролла. Ты пытался показать мне, что французское кино может быть интересным, я в отместку заставляла тебя смотреть записи концертов мировых звезд. Мы часто спорили. Совершенно о разном. Мы нередко осуждали друг друга. Но всегда были рядом в трудную минуту.
Мы мечтали сделать что-то значимое. Мы спалили 7 кипятильников, сдавая сессии. Мы украли у себя, кажется, годы ночного сна, посиделок у подъездов и пьяных песен у костра на вылазках. Но при этом никто из нас не чувствовал себя обворованным.
Мы записывали в тетради истории из нашего детства. Мы придумывали сказки. Мы склеивали тетради скотчем, чтобы перечитать совсем взрослыми. Кажется, в какой-то из них были твои первые фотографии, которые ты сделал дедушкиным ФЭДом.
Мы исправляли твои двойки в дневнике на корявые тройки. А твой папа всегда смотрел на это хитро-хитро, будто знал всю правду, но ничуть не сердился. И не спорь со мной, я уверена, что он всё знал.
А помнишь, как нас смешили фильмы, в которых дружба между парнем и девушкой непременно превращается в любовь, манию, помешательство? А как мы искали твоего брата, когда он потерялся? А мои вечные межсезонные 37,3, когда ты запрещал мне пить газировку? А как ты разбил телефон о стену, когда я сказала, что передумала поступать на тележурналистику? И щенка, ты помнишь нашего щенка? Жаль, что мы так и не узнали, куда он пропал. А ещё ты пытался доказать, что умереть молодой – это плохая идея, я же спорила, что умирать никому не нужным – это гораздо хуже. Помнишь, как мы договорились официально выкупить последний этаж вместе с чердаком и поселиться там, когда нам будет семьдесят, если к тому времени вдруг останемся совсем одни?
А помнишь наши теории о том, что же там, дальше, после черного ящика? Помнишь. Я знаю, помнишь.
Мне уже сорок четыре. Мой сын завтра женится на твоей дочери. Я не могу отделаться от впечатления, что это мой муж женится на твоей жене. И почему наши дети совсем не похожи на нас? Неужели мы правда были настолько не от мира сего? Моя колли где-то подвернула лапу, а одна из близняшек вчера первый раз целовалась с мальчиком, из-за чего вторая на неё жутко обиделась. Помню, как кривилась, описывая тебе свой первый поцелуй, а ты смеялся и обещал, что в следующий раз будет лучше.
Твоя Оля говорит, что успех твоих выставок набирает обороты. И нет, не потому, что ты рано ушел. Просто сейчас слишком много всего. Всегда было слишком много. Тяжело найти что-то настоящее среди литров, тонн и мегабайт полнейшей бездарной чуши.
Ты должен был увидеть, что будет завтра. Ты должен был быть рядом.
Мой телеканал запускает новый проект, я работаю по двенадцать часов в сутки и четко понимаю, что при всем желании не могу ничего бросить. Ты не зря называл меня перфекционисткой и максималисткой.
Мне уже сорок четыре, а столько ответственности, что умереть некогда. Но не думай, что я тебя простила за то, что пролез без очереди. Ты ведь знаешь, как я не люблю быть сильной.
Вчера навещала родителей. На нашем чердаке снова слышен детский смех. Разрыдалась, как сентиментальная школьница, представив, что наша история снова повторяется для тех, других людей. Которые столь же звонко смеются и дерзко сопротивляются общепринятым правилам. Которые мечтают о большем.
Я не знаю, насколько мы изменили мир, но нам удалось сломать кучу стереотипов.
И всё-таки врут французские фильмы. Наша дружба тому подтверждение. Я жалею, что не успела тебя в этом переубедить.
Но ничего, когда-нибудь все закончится. И мы снова встретимся на нашем чердаке. Я знаю, что ты будешь читать Ремарка и курить свои вонючие сигареты. А те, кого мы любим и любили, будут всегда рядом, за хлипкой покосившейся деревянной дверью. Ведь рай – это то место, где успеваешь быть со всеми. Правда?
Моему настоящему другу.
Жди.
Р.S.: И не уходи далеко.
P.P.S.: Как всегда опоздаю.
P.P.P.S.: Может быть, напишу, когда станешь дедушкой.
ЧЕРДАК
читать дальшеТяжело представить, сколько вечеров мы провели на старой кушетке на чердаке нашей пятиэтажки, показывая темному деревянному потолку пятки в полосатых носках. Это будто бы был другой мир. Другая вселенная. Где время не имело значения. Где единственная связь с настоящим - провод старого советского удлинителя, протянутый из твоей комнаты в узкое окошко нашего убежища. За годы здесь образовалась настоящая свалка «жизненно необходимых» предметов: папины колонки S-90, торшер твоей бабушки, красный дисковый телефонный аппарат, спальник, полосатый матрас, несколько преждевременно почивших ламп дневного света, горы фломастеров и исписанных нашими неровными почерками тетрадей. И старый проигрыватель посреди комнаты, который ты чинил года три. Я спотыкалась о него почти каждый день, но мы оба знали, что если убрать его из-под носа, то он никогда не заработает вновь. И он так и оставался на прожженном утюгом ковре тёти Маши с третьего этажа, гордый остров, окруженный рифами-отвертками.
Больше всего я любила наш чердак осенью, когда капли дождя барабанили по поржавевшему карнизу, а кленовые листья всё норовили приклеиться к стеклу. Это было лучше избитой чайно-пледовой романтики. Мы кутались в шарфы, смотрели с ноутбука старые фильмы и думали о важном. Мы раскрашивали гуашью стены, руки и лица, обсуждали Сэлинджера, Баха, Бредбери, массовые помешательства, твоих девушек и мои влюбленности. Мы мечтали о 50-х, 60-х, 70-х и 80-х, мы старались придумать, как сделать мир лучше. Мы молчали о своем под звуки рок-н-ролла. Ты пытался показать мне, что французское кино может быть интересным, я в отместку заставляла тебя смотреть записи концертов мировых звезд. Мы часто спорили. Совершенно о разном. Мы нередко осуждали друг друга. Но всегда были рядом в трудную минуту.
Мы мечтали сделать что-то значимое. Мы спалили 7 кипятильников, сдавая сессии. Мы украли у себя, кажется, годы ночного сна, посиделок у подъездов и пьяных песен у костра на вылазках. Но при этом никто из нас не чувствовал себя обворованным.
Мы записывали в тетради истории из нашего детства. Мы придумывали сказки. Мы склеивали тетради скотчем, чтобы перечитать совсем взрослыми. Кажется, в какой-то из них были твои первые фотографии, которые ты сделал дедушкиным ФЭДом.
Мы исправляли твои двойки в дневнике на корявые тройки. А твой папа всегда смотрел на это хитро-хитро, будто знал всю правду, но ничуть не сердился. И не спорь со мной, я уверена, что он всё знал.
А помнишь, как нас смешили фильмы, в которых дружба между парнем и девушкой непременно превращается в любовь, манию, помешательство? А как мы искали твоего брата, когда он потерялся? А мои вечные межсезонные 37,3, когда ты запрещал мне пить газировку? А как ты разбил телефон о стену, когда я сказала, что передумала поступать на тележурналистику? И щенка, ты помнишь нашего щенка? Жаль, что мы так и не узнали, куда он пропал. А ещё ты пытался доказать, что умереть молодой – это плохая идея, я же спорила, что умирать никому не нужным – это гораздо хуже. Помнишь, как мы договорились официально выкупить последний этаж вместе с чердаком и поселиться там, когда нам будет семьдесят, если к тому времени вдруг останемся совсем одни?
А помнишь наши теории о том, что же там, дальше, после черного ящика? Помнишь. Я знаю, помнишь.
Мне уже сорок четыре. Мой сын завтра женится на твоей дочери. Я не могу отделаться от впечатления, что это мой муж женится на твоей жене. И почему наши дети совсем не похожи на нас? Неужели мы правда были настолько не от мира сего? Моя колли где-то подвернула лапу, а одна из близняшек вчера первый раз целовалась с мальчиком, из-за чего вторая на неё жутко обиделась. Помню, как кривилась, описывая тебе свой первый поцелуй, а ты смеялся и обещал, что в следующий раз будет лучше.
Твоя Оля говорит, что успех твоих выставок набирает обороты. И нет, не потому, что ты рано ушел. Просто сейчас слишком много всего. Всегда было слишком много. Тяжело найти что-то настоящее среди литров, тонн и мегабайт полнейшей бездарной чуши.
Ты должен был увидеть, что будет завтра. Ты должен был быть рядом.
Мой телеканал запускает новый проект, я работаю по двенадцать часов в сутки и четко понимаю, что при всем желании не могу ничего бросить. Ты не зря называл меня перфекционисткой и максималисткой.
Мне уже сорок четыре, а столько ответственности, что умереть некогда. Но не думай, что я тебя простила за то, что пролез без очереди. Ты ведь знаешь, как я не люблю быть сильной.
Вчера навещала родителей. На нашем чердаке снова слышен детский смех. Разрыдалась, как сентиментальная школьница, представив, что наша история снова повторяется для тех, других людей. Которые столь же звонко смеются и дерзко сопротивляются общепринятым правилам. Которые мечтают о большем.
Я не знаю, насколько мы изменили мир, но нам удалось сломать кучу стереотипов.
И всё-таки врут французские фильмы. Наша дружба тому подтверждение. Я жалею, что не успела тебя в этом переубедить.
Но ничего, когда-нибудь все закончится. И мы снова встретимся на нашем чердаке. Я знаю, что ты будешь читать Ремарка и курить свои вонючие сигареты. А те, кого мы любим и любили, будут всегда рядом, за хлипкой покосившейся деревянной дверью. Ведь рай – это то место, где успеваешь быть со всеми. Правда?
Моему настоящему другу.
Жди.
Р.S.: И не уходи далеко.
P.P.S.: Как всегда опоздаю.
P.P.P.S.: Может быть, напишу, когда станешь дедушкой.
-
-
30.10.2010 в 02:41просто очень
-
-
30.10.2010 в 02:49спасибо))) это не я, оно само)))
-
-
30.10.2010 в 08:00я прямо увидела/почувствовала/представила.
-
-
30.10.2010 в 11:36!!! это вот то, чего добиваешься от рассказов)))
Спасибо)))
-
-
02.12.2010 в 04:04-
-
02.12.2010 в 08:43Да не за что))) Рада, что нравится)))